В. П. Яблонский.

Из дневника рабочего Сарезской экспедиции. (фрагменты)

Вестник ирригации. № 1,2. Ташкент, 1927.

10/VII. 1926. Сегодня начальник Сарезской экспедиции проф. Октавий Константинович Ланге сообщил нам о том, что мы зачислены в штат экспедиции на должности рабочих по фототеодолитным и гидрометрическим работам.

Сарезская экспедиция снаряжается Средне-Азиатским Управлением Водного Хозяйства на средства, которые должны отпустить Узбекская, Туркменская и Таджикская республики.

В задачу экспедиции входит всестороннее изучение Сарезского озера, образовавшегося в 1911 году вследствие грандиозного горного обвала, преградившего путь реке Мургаб на Памире. Этот обвал является одним из катастрофических результатов землетрясения, потрясшего в ту пору территорию Восточного Памира и прилегающие к нему территории Афганистана и Восточного (Китайского) Туркестана.

Среди бедствий, причиненных землетрясением на Памире, обвал этот занял первенствующее место благодаря гибели таджикского кишлака (селения) Усой, расположенного в долине реки Мургаб. Кишлак был завален обрушившейся горой со всем населением, и только отсутствовавшие случайно в ночь землетрясения два мальчика и старик спаслись.

По имени погибшего кишлака завал именуется теперь Усойским.

Остановленная завалом река Мургаб, постепенно повышаясь уровнем, заливала ущелья, по которым проходило ее русло, образуя таким образом озеро. Благодаря отсутствию протока, озеро быстро увеличивалось в об'еме и в настоящее время достигло размеров, превосходящих все памирские озера. В процессе образования озера, водой был затоплен другой кишлак — Сарез, по имени которого названо Сарезское озеро

Река Мургаб входит в систему рек Аму-Дарьинского бассейна, являясь основным притоком реки Пяндж, впадающей в Аму-Дарью. Естественное образование колоссального водохранилища в верховьях основной средне-азиатской оросительной магистрали — Аму-Дарьи вызвало интерес к себе уже 11-12 лет тому назад, и посетившие в течение этого времени озеро инж. Букинич, Корженевский, Преображенский и б. нач. Памирского поста капитан Шпилько производили там свои наблюдения, измерения и с'емки. Последним посетил озеро в этом году военный топограф Колесников, который выдвинул опасение за устойчивость Усойского завала, подверженного сильнейшему напору огромной массы воды. Причиной опасения послужила все увеличивающаяся фильтрация воды сквозь толщу завала, образующая исток реки Бартанг, служащей продолжением р. Мургаб.

Это опасение выдвинуло вопрос о необходимости более точного исследования завала и выяснения об'ема озера, чем те, которые были сделаны до сих пор. Возможность прорыва, предположенная т. Колесниковым, угрожает стихийным бедствием значительной части Аму-Дарьинского района по территории 3-х союзных республик

Это обстоятельство и послужило поводом к снаряжению Сарезской экспедиции.

От'езд из Ташкента назначен профессором на 25-ое с. м. В состав экспедиции, кроме О.К. Ланге, вошли инженеры: гидротехник Александр Николаевич Волков, топограф — Николай Фридрихович Тейхман, завхоз экспедиции — студент-зоолог Виктор Павлович Курбатов и рабочие: Василий Густавович Базилевский, студент МГУ — Арсений Васильевич Культиасов, студент Ташкентского гидротехникума — Роман Станиславович Гнех и я. Нет еще инженера-гидрометра и основного участника экспедиции — денег.

Из-за этого, кажется, и задерживаемся. Большая часть имущества экспедиции заготовлена, закуплены продукты. Получили через военные учреждения брезентовую лодку системы Елшина и «поплавки» Полянского (20 штук.) Заказали еще одну брезентовую лодку.

21/VII. Испытывали «поплавок» и елшинскую лодку. «Поплавок» легко выдерживает вес человеческого тела, лодка движется 1.5, версты в час без груза при самой усиленной гребле. Пожалуй,слишком медленно для такого большого озера, как Сарезское.

3/VIII. г. Ош. Наконец, мы тронулись. Длинней вереницей растянулся наш караван. Бесчисленными закоулками раскинувшегося старого города, мимо бесконечной цепи садов, огражденных глиняными заборами (дувалами) выехали на «большую Памирскую дорогу». Позади остается уходящее за горизонт море зелени и уплывают, как огромные корабли, три гигантских скалы — Сулейман-Таг и его «братья». Впереди расстилаются зеленые поля, окаймленные холмистыми горами. Как по застывшим волнам, скользит взгляд по холмам, отдыхая на их мягких покоящих линиях. День солнечный. Высоко в чистом бирюзовом небе плавают высматривающие добычу хищники.

Первый день пути непродолжителен. Засветло под'езжаем к кишлаку Лянгар и невдалеке от него, у подножия горы, располагаемся на ночлег.

.................................................. едем ущельем р. М. Марджанай до впадения ее в Яшиль-куль. Сквозь заросли колючего кустарника прорываемся к берегу озера и по отвесному и рассыпающемуся обрыву едем до завала. Здесь мы в маленьком масштабе видим картину образования Сарезского озера: происхождение оз. Яшиль-куль тоже об'ясняется запрудой реки Аличур происшедшим обвалом. Но Яшиль-куль — старое озеро с установившимся горизонтом, благодаря протоку через завал реки Гунт, берущей здесь свое начало. Пройдя по завалу, сворачиваем через перевал Боргомол, опять на север и едем ущельем реки Лянгар-сай, впадающей в Ирхтский залив Сарезского озера. Впервые конкретно ощущаем приближение к цели. Долгий, превзошедший ожидания, путь утомил и нас и лошадей. Тропинки, которыми мы едем, нельзя назвать даже тропинками, и мы уже не рискуем ни уехать вперед, ни отстать от проводников, так как это приводит нас, сбившихся на кииковые дорожки, к долгим утомительным блужданиям по горам. Долины становятся меньшими, горы сдвинулись и заострились, как оскаленные зубы, мягкость очертаний осталась далеко позади.

На следующий день мы встретились с двумя всадниками. Это — Ниаз и его товарищ Шейх, обитатели окрестностей Сарезского озера: о Ниазе нам говорили еще на Памирском посту, как о необходимом экспедиции человеке. Он работал, кажется, во всех экспедициях, побывавших на озере, начиная с капитана Шпилько. Соединившись, мы едем к перевалу Лянгар-и-куталь.

Лянгар-и-куталь—один из наибольших перевалов на Памире. Высота его превышает 4.5 версты. Дорога от него чрезвычайно трудная, благодаря своей крутизне. У подошвы перевала раскинулась небольшая долина, сплошь заросшая диким луком.

— «Шайтан-ашкана! (чертова харчевня) — острит Ниаз, и мы ползем на перевал. Нас окружают жуткие скалы. Они то висят над головой, то дрожат под ногами. Тропинка, как змея, скользит, теряясь меж камней, и лошади осторожно нащупывают ее не обычным шагом, а ступая вразброд, каждой ногой самостоятельно. Вскарабкавшись на перевал, попадаем в морозную атмосферу. Кругом лежит снег, по которому мы долгое время и едем. Отсюда берет начало небольшая реченка Ушинч, и температура ее воды 3°С. На самой вершине перевала, как голубой глаз, сверкает небольшое озеро. Спускаться с перевала еще трудней, чем подниматься на него. Дорожка буквально падает вниз с большой крутизны по ползучим осыпям, каменным потокам, через кипящие горные ручьи. Лошади спускаются, почти сидя на хвосте, и ехать на них невозможно, поэтому мы спускаемся пешком, ведя лошадей по поводу. Такой путь продолжается целый день. Проехав озеро Учкуль (три озера), проезжаем ущелья Бардара и Раронак; здесь те же груды навороченных камней, грохот бушующих горных ручьев. Не Памир, а развалины Памира! К вечеру дoбираемся до горы Тэруар (тадж. — черный камень), у подножия которой и сваливаемся на отдых. От Сарезского озера нас отделяет однодневный переход.

Тэруар оказалась очень злополучной горой. Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что через нее нужно будет перебираться. Однако, с самого утра мы «полезли на стену». Иначе я затрудняюсь обрисовать этот перевал. Скатившись по осыпям с этой стены, мы попали в урочище Гозагалъ (с ударением на первом слоге). Это — долина реки Шарвидо (Лянгар-сай по карте). На довольно большом участке долины раскинулась, сравнительно, большая рощица, показавшаяся нам дремучим лесом. Когда мы увидели растущие березки, нас охватило такое волнение, какое бывает при встрече с давно невиданным другом. Пробравшись через лес, мы, возглавляемые проводниками, целый день, как сумасшедшие, беспрерывно переправлялись через неисчислимое количество узких, но глубоких рукавов реки Шарвидо. Последняя переправа привела нас к кишлаку Ирхт, состоящему из двух шалашей, сплетенных из ветвей, и из 8-10 человек народонаселения. Тут же невдалеке бродили 2 осла и несколько баранов. От кишлака мы быстро добрались до высокого берега Ирхтского залива и, перебравшись через него, предстали пред изумрудной гладью Сарезского озера.

Трехнедельный путь от Оша до Сарезского озера верхом на лошадях изрядно утомил всю экспедицию. Однако, по прибытии на место работ все приступили к немедленному действию, и все нетерпеливо засуетились, одни сердито распоряжаясь, другие не менее сердито выполняя распоряжения. Прибыли мы к Ирхтскому заливу довольно рано, солнце стояло еще высоко, и мы рассчитывали многое успеть сделать за этот день. Нам нужно было перебраться до Усойского завала в возможно кратчайший срок, перебросив туда все имущество. К завалу не было иного пути, кроме пешего и водного; перенести на руках всю нашу кладь не представлялось возможным, для водного же пути необходимо было соорудить плот из «поплавков» Полянского, на что требовались жерди и время. Для приобретения первых надо было отправиться в лес Гозагаль, а для выигрыша во времени, нужно было терпение.

Немедленно после разгрузки лошадей и установки палаток, на р. Лянгар (Шарвидо) отправилась наша гидрометрическая партия для измерения этой реки. Почти всю работу они сделали на следующий день, отправившись туда отдохнувшими за ночь и предварительно подкрепившимися едой и чаем.

Остальная часть экспедиции во главе с профессором О. К. Ланге решила отправиться в рекогносцировочную прогулку по берегу залива до видневшегося впереди мыса у слияния залива с озером. Оттуда мы рассчитывали увидеть завал и надеялись вернуться назад засветло. Но с первых-же шагов нам стало ясно, что засветло нам не добраться и до мыса. Крутые сланцевые берега Сарезского озера сразу познакомили нас со своей исключительно трудной проходимостью. Тропинка, по которой мы шли, была трудно проходима. Задыхаясь и изнемогая от жажды и усталости, мы должны были то карабкаться вверх по гладкому выступу горы, то цепляться за срывающиеся камни, круто скатываться вниз, то стремительно переноситься через широкую движущуюся осыпь, рискуя вместе с ней сползти в воду. Одним словом, на полдороге мы пройдя не более трех верст, настолько обессилили, что сил у нас осталось ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы пройти либо в одну, либо в другую сторону. И решили вернуться назад, отправив вперед одного человека с тем, чтобы из лагеря послать за ним лодку.

Совсем недалеко от того места, где мы разошлись, тропинка, выбравшись на гребень берега, резко повернула на запад к завалу и к мысу пришлось идти без всякой дороги. Солнце медленно спускалось за горы, бросая по озеру дрожащие золотые тени. Вод потемнела и отражающими в ней берега глядели из глубины мрачными силуэтами чудовищных призраков. Ночью по горам движешься с помощью инстинкта самосохранения обостряющегося по крайности. Лишенный возможности видеть опасные места и, благодаря этому, волноваться, инстинктивно находишь те надежные точки опоры, которые днем разыскиваешь с большим трудом. Вероятно, поэтому я благополучно добрался до мыса глубоким вечером. Не дождавшись лодки, я, будучи совершенно обессилен, тут-же уснул.

Рано утром, разбуженный острым ознобом и жаждой, я, побродив по котловине мыса в тщетных поисках воды и, обойдя вокруг мыса в напрасной надежде отыскать спуск к озеру, пошел назад.

Было уже светло, но солнце еще не всходило, и только золотящиеся снежные вершины западных гор свидетельствовали о том. что оно скоро выглянет.

Чeрез семь часов этого трудного пути, бледный и шатающийся, я подходил к лагерю.

Там уже кипела рабoта по подготовке к открытию навигации по Сарезскому озеру — надувались «поплавки», скреплялись жерди, испытывалась кустарная брезентовая лодка, изготовленная перед от'ездом из Ташкента. Привязанные к ней два «поплавка» высоко держали ее на воде.

День прошел в сборах. К вечеру вернулась гидрометрическая партия, закончившая работы на р. Лянгар, а утром следующего дня часть экспедиции, захватив с собой наиболее ценные предметы нашего имущества, пешком отправилась к Усойскому завалу. В 1 ч. 15 м. того же дня двойной тягой наших брезентовых буксиров, мы двинулись к завалу.

Грести было очень трудно. С нечеловеческим напряжением сил, меняясь каждые 15 минут, мы развили наибольшую скорость, примерно, 1 версту в час. Когда через 6.5, часов мы достигли мыса и «вышли в открытое море», мы были вынуждены высадиться в неожиданно обнаружившейся за мысом небольшой бухте. Руки каждого из нас были беспощадно сбиты веслами и, казалось, дальше они откажутся служить. Через полчаса после причала поднялся ветер, сильно взволновавший пучину Сарезского озера. Ехать с плотом было очень рискованно, тем более, что «поплавки» значительно ослабели и их необходимо было накачать воздухом.

К одиннадцати часам ночи волнение на озере несколько улеглось, но плот не был готов, и мы, вдвоем с В.Г. Базилевским, на одной Елшинской лодке отправились на завал, чтобы отвезти туда постельные принадлежности и немного продуктов товарищам. Путь от мыса до завала оказался еще более долгим, чем путь по Ирхтскому заливу, а ночью, в лунном морозе, он казался бесконечным. Только утром мы прибыли на завал и лишь к вечеру вернулись обратно к мысу. Переждав поднявшийся опять ветер, к одиннадцати часам ночи мы уже с плотом отправились к завалу и на третьи сутки прибыли туда, проехав в общей сложности около 15-ти верст.

Еще через два дня мы перебросили к завалу остальную часть груза и начали работы на завале.

С ближайшей горы Уармаиф начали мы топографическую с'емку завала с помощью фототеодолита. Около 3-х часов поднимались мы на эту гору по вьющейся бесконечным зигзагом тропинке. Взобравшись на гору, мы увидели большую часть завала, раскинувшегося на несколько верст грудой хаотически наваленных камней. Внизу, прямо перед нами, лежало окаймленное каменными обломками озеро Шаданг-куль. С юга, вливаясь в озеро, кружевной лентой бежала пенящаяся река Шаданг-дара, видимая нам почти по истока. Вправо от нас широкой полосой растянулось Сарезское озеро.

Где то вдалеке, позади нас, слышалось трескучее рычание обваливающихся берегов, всхлипывающее шипение и всплески воды. На северо-запад от нас белела словно срезанная гора, обломками которой, вероятно, и загромоздилось ущелье р. р. Мургаб и Шаданг-дара.

С вершины этой горы (Куг-дюр), из седловины, заваленной снегом, с грохотом срывался поток; внизу, под горой, лежало широкое потрескавшееся поле застывшей грязевой лавы. А далеко на западе высились снежные горы Язгулемского хребта.

Закончив с'емки с горы Уармаиф, мы через два дня отправились на завал. Движение по завалу сопряжено с совершенно исключительными трудностями. Здесь все время нужно прыгать с камня на камень, так как ровных путей здесь нет совершенно. Так мы передвигались по завалу со скоростью, примерно, от одной четверти до полкилометра в час. Завал представляет собою нечто вроде треугольника, основанием повернувшегося к югу .Самое узкое место (шириной приблизительно около одного километра) завала — у подножия горы Куг-дюр. В этом месте сквозь толщу завала просачивается вода, вырывающаяся из-под него с западной стороны несколькими фонтанами голубой пены. С невероятной силой рвутся эти струи вниз, брызгами разлетаясь от камней, встречающихся на пути потока. Этот сравнительно небольшой поток (р. Бартанг) настолько шумен, что невозможно почти расслышать рядом говорящего человека, а с противоположных берегов этой реки, находясь на расстоянии 2-х саженей друг от друга, мы вынуждены были сообщаться помощью записок на ниточке, передаваемых по тросу, так как самого отчаянного крика не было слышно совершенно.

Инж. Н.Ф. Тейхман фотографировал завал со всех точек зрения. Он исходил его и вдоль и поперек. Несколько небольших хребтов его, в обычных условиях и не казавшихся бы нам хребтами, вырастали здесь в наших глазах в высочайшие хребты. Обувь, купленная нами в Ташкенте, развалилась в 2 дня, и мы каждый вечер стягивали ее проволокой, а Р.С. Гнех, которому пришлось нивелировать по завалу, употребил в качестве обуви все свое имущество, заворачивая ноги во все, что можно употребить на обертку.

С'емка завала заняла у нас в общей сложности девять дней. Окончив ее и измерение р.р. Бартанга и Шаданг-дара. а также озер Сарезского и Шаданг-куль, мы снялись с завала и начали переброску экспедиции на Марджанайский залив, куда предварительно были отправлены лошади окружным путем через урочище Сума и перевал Б. Марджанай.

До Марджанайсного залива от завала верст 18-20 самый залив протянулся верст на 5-6, таким образам, нужно было проехать около 25-ти верст. Перебросив с большими трудностями имущество на мыс Ирхтского залива, мы с частью его отправились к Марджанаю. Ветры на Сарезе стали разыгрываться систематически каждый вечер, оставляя в покое озеро только на несколько часов в сутки. В такие часы мы и отчалили. Но уже на первой версте нас захватило сильное волнение, усиливавшееся с каждой минутой. Непокорная веслам Елшинская лодка была чрезвычайно послушна ветру, и все усилия наши сводились к оказанию сопротивления ветру и волнам. Вздымающиеся почти на метр, грозные пенящиеся валы бросали лодку из стороны в сторону, обдавая нас холодными брызгами и изредка заливая водой.

Наконец, добрались до Марджанайского залива. Проехали, вероятно, верст пятнадцать, а гребли тринадцать часов. Руки сбиты по крови и карандаш валится из рук. Холодно. Голодно. Продукты на исходе, а предстоит еще большое плавание. Нужно заснять и измерить все озеро. Нужно еще ехать назад за остальным имуществом. Волосы становятся дыбом, как подумаешь об этом.

Когда я говорил в Ташкенте о необходимости вэять с собой мотор для лодки, я не думал, что буду так кровно в этом заинтересован. Обратно вдвоем мы гребли против ветра 28 часов беспрерывно. К этим дымящимся от обвалов берегам нигде не пристанешь.

Видимо, началась на озере полоса ветров. Накануне, когда нам оставалось до лагеря 5 минут плавания, сильным порывом ветра нас отбросило на противоположный берег запива, где мы и вынуждены были поспешно выгрузиться, так как ветер, не переставая, дул до утра. Совершенно неожиданно подступила осень. С утра горы до подножия. одеваются инеем, и вершины их окутываются облаками. Стало заметно холоднее. Вероятно, также быстро и незаметно наступит зима. Поездка к верховью озера с нашими средствами передвижения невозможна, тем более, что продукты кончились. Все проектируемые способы добраться но начала озера разбиваются об эти два факта. По расспросам проводников узнаем, что озеро тянется еще, примерно, на 50 верст. Это — неделя беспрерывной езды на лодках при самых благоприятных условиях. Начавшиеся ветры усиливаются с каждым днем. Но, пожалуй, можно было бы рискнуть — будь продукты.

]7-го сентября прибыл последний плот. На следующий день заканчиваем работы и трогаемся в обратный путь. Поездка дальше по озеру признана невозможной.

С наступлением осени неприветно стало на Сарезе. Ветер уже не стихает. Озеро шумит и волнуется. На вершинах гор уже не исчезают белые пятна снега. Ходим, не снимая теплой одежды. Лошади за двадцать шесть дней разлуки с нами стали неузнаваемы. Округлившиеся и обросшие мохнатой шерстью, они вздрагивали при нашем приближении. видимо, не узнавая нас в свою очередь. Взгромоздившись на них, опять вступаем в теснины и ущелья, пробираясь вперед по вьющимся зигзагообразным дорожкам. Солнце не светит уже так ослепительно-пышно, и поблеклые краски природы создают впечатление дремы. Только тишина попрежнему чарует своим величавым покоем.

По коричневым и белым валунам, среди гор, едем к урочищу Лабайф на р. б. Марджанай. С отрадным чувством чистоты и свежести располагаемся на зеленой траве вокруг разведенного костра, и пыль, всюду сопутствовавшая нам на Сарезских берегах, осталась уже позади и не беспокоит нас. На севере чистым голубым отблеском играет, отражаясь в небе, как в зеркале, Сарезское озеро.

Через мраморное ущелье Шойдон, широкой долиной, покрытой острыми осколками разбросанного кругом аспида, приближаемся к перевалу б. Марджанай.

Три часа поднимаемся по извивающейся под ногами тропе. Во все стороны нам открываются виды на лежащие внизу тяжелые хребты могучих гор, вгрызающихся друг в друга острыми гребнями; они сплошь изрезаны глубокими мрачными ущельями, на дне которых, как сабли, сверкают бегущие по ним ручьи. На хвостах сползают лошади с перевала в зияющую внизу долину, окаймленную снежными вершинами замкнувшихся кругом гор. До первой травы добираемся поздно вечером, и заходящее солнце освещает только вздымающиеся над долиной гребни и они раскаленным багрянцем подчеркивают холодный мрак болотистой долины Гирдзак.

Через небольшой промежуток времени потухли и эти вершины, и из-за их четкого зубчатого силуэта показалось огромное ночное светило, причудливым холодным светом озаряя гордую голову перевала «Коралловый месяц» (Марджанай).

Утром было 9°С мороза. Только под'езжая к урочищу Сума, мы отогрелись и, отдохнув немного в киргизской юрте, левым берегом р. Аличур выехали на старый путь, на «большую Памирскую дорогу».

Добравшись на третий день до Памирского поста, мы произвели измерения р. Мургаб, значительно сузившейся и обмелевшей, и, обзаведясь всем необходимым на дорогу, через два дня выехали на г. Ош. Кутаясь в шубы и почти не снимая их, совершали мы обратный путь. Зимы еще не было, но она была уже «не за горами», а на горах. До самой Алайской долины мы не ощущали солнечного тепла. В «Долине смерти» и на перевале Кызыл-арт нас трепал ветер, засыпая колющим песком.

Алайская долина значительно опустела, и мы, на этот раз не отдыхая, проехали ее в один день. Урочища Сары-шаш и Усаз также предстали нам покинутыми, и только на Ольгином лугу мы окунулись в жизнь. Мы приехали сюда в самый разгар жатвенной поры, и долина оглушила нас своим оживлением. Разбросанные по всей долине кибитки, как грибы высились среди желтеющей травы. Кругом копошились люди, бодрыми резкими криками подгонявшие лошадей, ослов и яков, запряженных в допотопные молотильные принадлежности. Где только можно было видеть, виднелись многоголовые движущиеся пестрые стада. Овечье блеяние переплеталось со скрипучим взвизгиванием ослов и с ревом верблюдов. Оживившись, мы невольно и сами стали участниками общего оживления. А через три дня за плечами каждого из нас, суровым силуэтом прошлого, выросло одно большое воспоминание: «Памир».